Очень красивый обычай был связан со сбором урожая. Все девушки и женщины, которые участвовали в этом, приходили в дом хозяев, причем одна девушка (обычно самая красивая) надевала венок из собранного урожая. Эта группа из тридцати-пятидесяти девушек приходила с кухонной стороны дома и распевала песни. Маму обычно предупреждали, и она ожидала их. Мы все стояли на террасе, встречая их. Девушка в венке выходила на террасу и становилась на колени перед мама, чтобы она могла снять венок, довольно тяжелый, и очень красивый, с множеством полевых цветов, перемешанных с пшеницей или чем-то еще. Мама наклонялась, благодарила девушку и целовала ее, а девушка целовала ей руку и получала серебряный рубль и шаль в цветочек. Потом каждая девушка подходила за своей шалью. Девушки собиравшие хмель получали специальные шерстяные шали. Затем приносили еду и водку; каждая получала стакан водки и даже больше, если хотела. После водки растекалось веселье; они не только пели, но и плясали среди клумб. Было очень приятно наблюдать за этими молодыми девушками в их ярких костюмах. Читать далее «Русский перевод. Зоя Алексеевна Бакеева. Отрывки из мемуаров. Часть 2. Сбор Урожая» →

Старая принцесса Гика и ее дочери жили в поместье Эзери в уютном старом доме. Именно в этом доме я родилась. Дом этот сгорел зимой 1897/98 года, когда мои родители были в отъезде. Нас, трех сестер, из которых самой младшей было около пяти месяцев, прислуга и гувернантки вынесли из горящего дома. Мне кажется, что я помню тот пожар, но воспоминания очень туманны. Однако я отчетливо помню, как проснулась в странной комнате со скамейками вдоль стен. Мне принесли для умывания ужасный большой белый таз с обломанными краями. Хорошо помню, как подняла шум, отказываясь прикасаться к отвратительному тазу. Я помню, что моя младшая сестра сидела на руках у няни, а мне говорили посмотреть на ребенка, который не плачет, а я, большая девочка, устроила такую ​​сцену. Это все, что запомнилось, а остальное ускользает.

Читать далее «Русский перевод. Зоя Алексеевна Бакеева. Отрывки из мемуаров. Часть 1.» →

Я очень любила наш загородный дом Вальдензее, который отец купил нам в подарок. Он находился недалеко от Вольмара в Ливонии, одной из балтийских провинций, и отец мог часто останавливаться там по пути на международные конференции в Гааге и обратно, что отнимало у него много времени в годы, предшествовавшие Гаагской мирной конференции 1899 года. Разговор за столом все чаще переходил на международные события. В 1898 году разразилась Испано-американская война; мы слышали, как это обсуждали за столом во время обеда, и это произвело на нас с сестрой Катей потрясающее впечатление. Мы внезапно осознали, что история не ушла в прошлое, как мы думали, что она происходит в наше время — хотя и на некотором расстоянии. Не думаю, что у меня было какое-то предчувствие возможных опасностей, но моя вера в то, что история — это просто история и ничего более, исчезла. Очень быстро во мне зародилось ощущение, что все меняется, развивается и может коснуться и нас, как бы хорошо мы ни были защищены в доме наших родителей. Читая рассказ о Великой Французской революции, я внезапно испугалась мысли, что подобное может случиться и с нами — и эта мысль никогда не покидала меня. Позже революционное движение 1904–1905 годов в России напомнило мне этот страх моего детства — опасение, подтвержденное событиями 1917 года. Однако эти темные мысли не омрачали мое детство, и я думаю, что наслаждалась им так же полно, как и другие маленькие девочки из наших кругов. И лето проведенное в Вальдензее было для меня лучшим временем на свете.

Читать далее «Русский перевод. Графиня Эдита Соллогуб. Детство и юность. Вальдензее» →

Слово «Отец» вызывает в моем воображении целый ряд образов. Он был центром моего мира, надежным другом и источником новых и захватывающих интересов. Одно из моих первых воспоминаний об отце тесно связано с Мерекюл, приморским местом на южном берегу Финского залива. Мне было около трех лет. Я играла в песочнице перед домом, когда подскакал отец на высоком коричневом коне. Он позвал кого-то, кто поднял меня в седло, и я совершила свою первую верховую прогулку, которая показалась мне весьма замечательной. С этого дня отец, должно быть, часто катал меня, поскольку я вспоминаю разные виды, которые проносились передо мной с этого ужасно высокого места. Я до сих пор помню запах седла и разгоряченного коня, и  помню, как боялась его вздымающихся ноздрей, когда отец просил меня поднести коню кусочек сахара на ладони.

Читать далее «Русский перевод. Графиня Эдита Соллогуб. Детство и юность. Отец» →

Прошло три года со дня смерти тети Анны. Снова был октябрь, месяц, когда она умерла, и когда я особенно скучала по ней. Не могу точно сказать, было ли это после ее смерти или в начале Великой войны в августе следующего года, когда во мне начался странный процесс. Внезапно я оказалась отрезанной от реальности. Меня одолевали вечные вопросы человеческой смертности и страданий, с которыми я столкнулась в самом начале войны, когда начала служить в качестве сестры-стажера-добровольца. Я знала, что не была первой, кто оказался в такой духовной пустыне, но эта мысль мне не помогала. В течение последних двух лет, сначала во время учебы в Казани, а затем в качестве сестры милосердия, я боролась с традиционными «проклятыми вопросами», в конце концов дойдя до отчаяния. Я теряла все свои прежние убеждения, чувствуя, что ничто никогда не сможет спасти меня от трагической бессмысленности человеческого существования. Но затем произошло нечто захватывающее и совершенно неожиданное. Читать далее «Русский перевод. Ольга Ильина (Боратынская). Visits to the Imperial Court. Эпилог. (Впервые в русском переводе!)» →

Так получилось, что тетя Анна вернулась из-за границы с некоторой задержкой, но как только она приехала и была госпитализирована в больницу Свято-Троицкого общества Красного Креста, я отправилась к ней. На этот раз я ехала одна, и кузина Поля пригласила меня остановиться в ее квартире на первом этаже больницы. Эта больница была последней и самой важной благотворительной организацией Ольденбургских, в создании которой тетя Анна сыграла главную роль. Первое, что я узнала от кузины Поли в ночь моего приезда, было то, что у тети Анны опухоль брюшной полости, которой слишком долго пренебрегали, и что ситуация критическая.

Читать далее «Русский перевод. Ольга Ильина (Боратынская). Visits to the Imperial Court. Гл.7. (Впервые в русском переводе!)» →

Проведя две зимы в Швейцарии и две весны в Италии я возвратилась домой. Я сразу же надеялась навестить тетю Анну. Но к тому времени, какой бы болезнью она ни болела в прошлом году, состояние ее решительно ухудшилось, и наша встреча была отложена. Ее письма звучали оптимистично, почерк был как никогда красивым. Она писала, что скоро ей станет лучше, и когда я приеду к ней в Санкт-Петербург следующей осенью, после весенних экзаменов и лета в Синем Бору, она надеялась, что все будет готово. Между тем, верная решению, принятому почти восемь лет назад, тетя Катя стала приглашать меня в качестве дебютантки в Казань, что было лишь прелюдией к моему дебюту в Санкт-Петербурге и было весело не только для меня, но и для тети Кати. Традиционный способ вывести молодую девушку в свет заключался в том, что мать девушки (или в моем случае тетя Катя) брала ее на несколько визитов, начиная со старших grandes dames общества. Эта череда визитов обыкновенно завершались балом, который устраивала семья дебютантки. Одновременно я начала готовиться к вступительным экзаменам в Казанский университет, но вернуться к учебной рутине оказалось труднее, чем я себе представляла, и я бы наверное вообще не смогла сосредоточиться на учебе, если бы не тот жесткий толчок, который отец дал мне с самого начала, наняв мне репетитора. Это оказалось тем более необходимым, потому что после официальных визитов к друзьям тети Кати на нас стали сыпаться приглашения на обеды, балы и всевозможные заманчивые вечера. Всю зиму я провела а в веселье, но все еще испытывала мучительное чувство пустоты и неудовлетворенности собой, стараясь делить свое время между общественным круговоротом и занятием тем, к чему  у меня вообще не было искры интереса. Затем пришла весна, а вместе с ней и экзамены, на которых  яркое воображение и дар болтливости, а вовсе не глубина и объем приобретенных знаний, помогли мне довольно хорошо проявить себя. И все же ликующее чувство достижения, успеха и освобождения опьяняло. Состоялся переход к новому этапу в жизни.

Читать далее «Русский перевод. Ольга Ильина (Боратынская). Visits to the Imperial Court. Гл.6. (Впервые в русском переводе!)» →

В течении следующих нескольких лет, проведенных дома, я редко задумывалась или мечтала о том блестящем будущем, которое тетя Анна запланировала для меня в Петербурге. Мое настоящее было слишком прекрасно и жизнь была полна. Это были годы после окончания русско-японской войны и первой последовавшей за ней революции, когда крайнее левое движение в России начало ослабевать, что было увенчано царским манифестом 1905 года. Этот манифест дал России ее первую конституцию и некоторые остро необходимые реформы, включая созыв Думы. «У нас теперь есть Дума, — сказала однажды тетя Ксения, — но будет ли Дума нормально функционировать, если в любой момент ее могут распустить по одному слову с престола? Все эти новые реформы октябрьского манифеста так неполны!» Но несколько месяцев спустя ее глаза воодушевленно горели и она воскликнула: «Я не могу поверить в это, но реформы, похоже, работают! Они действительно работают!» По ее словам, она чувствовала, что Россия начинает выздоравливать после опасной болезни. Казалось, наступает новый период в русской истории, и она с энтузиазмом предполагала, что в воздухе витает чувство обновления, прилив творческой энергии, исходящий из очень многих источников. Читать далее «Русский перевод. Ольга Ильина (Боратынская). Visits to the Imperial Court. Гл.5. (Впервые в русском переводе!)» →

От того петербургского разговора с тетей Анной о болезни императрицы и несении креста протянулась невидимая нить длиной более года к серому зимнему дню 1907 года в моем родном городе — Казани. В тот день я сидела на одном из широких подоконников моей спальни, наслаждаясь отдыхом между уроками музыки и французского. Из нескольких окон комнаты, выходивших на улицу, мое было самым близким к нашему парадному входу. Это был так называемый «детский игровой час», который мы обычно проводили на катке или катались на санях в собственном огромном саду, где каждую зиму обычно делали ледяную горку. Но оставаться время от времени дома и просто наблюдать за прохожими было довольно приятным разнообразием. Именно это я и делала, когда из-за угла выехали сани и остановились у нашего парадного входа. В санях сидел мужик с густой коричневой бородой. Борода сливалась с медвежьей шкурой его огромного воротника и лохматой меховой шапкой. Читать далее «Русский перевод. Ольга Ильина (Боратынская). Visits to the Imperial Court. Гл.4. (Впервые в русском переводе!)» →

Однажды утром тетя Анна появилась в моей комнате, когда ее горничная помогала мне одеваться, и сказала, что она сама решит, какой пояс надеть с пикейным платьем к ужину: из розовой тафты, синий муаровый или полосатый итальянский. Для меня не имело значения, какой пояс она выберет, все равно мое белое пикейное платье никуда не годилось. Итак, я стояла перед настенным зеркалом, потирая правой ногой икры левой ноги, и думала о письме, которое напишу домой, чтобы описать грядущий вечер. Потому что в этот вечер к обеду ждали Императора и Императрицу. Тетя Анна сказала мне, что это будет обыкновенный скромный обед, какие предпочитали Император и Императрица, с не более чем десятью или двенадцатью людьми за столом. Но я знала, что он продлится даже дольше, чем обыкновенно, что у императорской четы будет мало шансов поговорить со мной, тогда как мне придется сидеть прямо, пока не заболит спина, и быть еще более внимательной, чем обычно. Тем не менее сама перспектива увидеть русского царя была бы выдающимся событием в моей жизни. Не то чтобы я была склонна переполняться гордостью за возможность присутствовать на камерном ужине императорской семьи. Читать далее «Мемуарий. Ольга Ильина (Боратынская). Visits to the Imperial Court. Гл.3. (Впервые в русском переводе!)» →